Ковровый конный

В фондах Всероссийского музея декоративно-прикладного и народного искусства в Москве хранится необычный туркменский ковер.

Возможно, он так бы и лежал на полке, время от времени проветриваемый и обрабатываемый антимольными препаратами, и мы так и не узнали бы, о каком замечательном событии он рассказывает. Я не оговорилась, туркменские ковры, насчитывающие, как и ахалтекинские лошади, более чем трехтысячелетнюю историю, в своих орнаментах скрывают обширную информацию. Умеющим читать они расскажут, какому племени принадлежат, каких разводят животных и какие выращивают растения, чему поклоняются и чего боятся создавшие их люди; какие природные явления случались в их местности и многое другое. У туркмен живут предания, будто ковровщицы вплетали в орнамент ковра сведения о врагах или указания маршрута, по которому можно найти угнанных в рабство сородичей. Есть истории о мастерицах, ткавших такие ковры, которые обвораживали своими орнаментами, похожими на чудесные, словно говорящие картины. Властители того времени даже ослепляли ковровщиц, чтобы они для кого-то другого не соткали еще более красивый ковер.

В традиционном туркменском ковре можно выделить две основные части: центральное поле и каймовое обрамление, как бы замыкающее его со всех сторон и состоящее из трех, четырех и более полос. Орнаментально и колористически  эти части связаны между собой.  В отличие от иранских, кавказских, европейских ковров, где орнамент чаще всего растительный, традиционный туркменский ковер орнаментирован геометрическим узором. На центральном поле правильными рядами располагаются сложные медальоны в виде ступенчатых прямоугольников или ромбов – «гёли», своей формой и орнаментом сохраняющие принадлежность к определенному племени (теке, йомуд, салыр, эрсары, човдур…) и несущие смысловое значение. Туркменские ковры отличаются строгостью и сдержанностью цветовой гаммы, излюбленный цвет – красный со множеством оттенков. Наиболее ценными считаются текинские ковры: они отличаются большей плотностью (от 2500 до 7000 узлов (в мелких изделиях) на 1 квадратном дециметре) и меньшей высотой ворса, что позволяет делать узор более точным и выразительным.

Но, начнем по порядку. Для альманаха «Ахал-Теке информ» заведующая сектором прикладного искусства Средней Азии и Кавказа Государственного музея Востока Людмила Георгиевна Береснева стала писать статью о туркменских коврах, она и сообщила, что слышала о ковре с изображениями всадников, который представлялся на международной выставке в Нью-Йорке в 1941 году, а сейчас он находится где-то в Москве. Я сразу догадалась, что это за ковер и что за всадники изображены на нем. Правда, по имеющимся сведениям, ковер должен был находиться в Ашхабаде. Возникли вопросы: один и тот же это ковер или их было два, а то и больше, как увидеть его? К счастью, Людмила Георгиевна с помощью старшего научного сотрудника музея имени С.Т. Морозова Зулемы Ануаровны Безировой  смогла организовать посещение ковра.

Действительность превзошла все ожидания. Ковер потрясал и завораживал своею красотой и исторической подлинностью. Он был огромен: расстеленный на полу, занимал его полностью. Сняв обувь, мы ползали по нему, разглядывая и щупая: Людмила Георгиевна считала узлы, количество цветов и оттенков, изучала основу, а я восхищалась и фотографировала фрагменты. Чтобы сфотографировать его целиком, пришлось попросить Зулему Ануаровну и оказавшегося поблизости рабочего забраться на шкаф и вытянутыми руками прижать узкий край ковра к потолку, при этом нижняя его часть продолжала лежать на полу.

Должно быть, вы уже догадались, о каком ковре идет речь. Да, это тот самый ковер, на котором запечатлен легендарный конный пробег 1935 года по маршруту Ашхабад – Москва, совершенный туркменскими колхозниками, ударниками труда, на лошадях ахалтекинской и йомудской пород. Тридцать всадников за 84 дня прошли 4300 километров почти через все природно-климатические зоны страны: пустынную, полупустынную, горную, степную, лесостепную и лесную. Самый трудный, 350-километровый, полностью безводный участок пустыни Каракумы, был преодолен за три дня. В этом пробеге решались насущные для того времени задачи, прежде всего военные: кавалерия еще считалась важным стратегическим звеном Красной армии и в суровых условиях проверялась выносливость и сила лошадей. «Еще недавно кое-кто считал туркменскую лошадь «жидковатой» и потому, якобы, непригодной для кавалерии в европейской части Союза. Но теперь доблестные победители гигантского пространства делом доказали неправильность этих взглядов» – заметил К. Ворошилов. И, что особенно важно для развития породы, в пробеге было доказано преимущество чистокровных ахалтекинцев перед кровленными. Зоотехник Гаврилов писал в «Туркменской Искре»: «… бытовало мнение даже среди специалистов, что ахалтекинец не годится для больших пробегов. Пробег Ашхабад – Москва показал, что чистопородный ахалтекинец и йомуд оказались много выносливее и менее требовательнее англо-текинцев». Велико и интернациональное значение пробега: пройдя по территории многих союзных республик и автономных областей, колхозники-туркмены испытали искреннее гостеприимство и поддержку советских людей разных национальностей. «Везде пробег сопровождался демонстрацией действительно братских чувств народов, населяющих советское государство» – сказал в приветственной речи участникам пробега М. Калинин.

Как встречала Москва всадников? По воспоминаниям очевидцев: «Москва ждала у Абельмановской заставы; многотысячная и многоголосая Москва, лентой вытянувшись вдоль улиц, ждала дорогих гостей с цветами в руках у ворот домов, на тротуарах, в окнах и даже на крышах; Москва бросала цветы к копытам туркменского коня, покрывшего себя славой невиданного перехода».    

Вернемся к нашему ковру и внимательно его разглядим.

На центральном поле цепочкой, изгибающейся снизу вверх, изображены 15 всадников. Заметно, что ковровщицы стремились передать портретное сходство людей, многие всадники узнаваемы. Насколько возможно, мы попытаемся идентифицировать их, понимая, что технические особенности ковра, как и субъективное понимание задачи художником, не позволяют претендовать на строгую документальность. Однако множество достоверных деталей заставляет поверить в реалистичность изображений.

В правом нижнем углу на самом крупном плане вглядывается в даль  командир пробега  С.П. Соколов. Он одет в форму пограничных войск НКВД –  белый китель, перепоясанный ремнями планшета и револьвера. Лошадь командира подседлана офицерским седлом, без переметных сум и кабур, с двумя широко расставленными подпругами и тонким кожаным подперсьем, на голове лошади – простая уздечка-недоуздок.  Это типичное кавалерийское снаряжение, оно угадывается и на всех других лошадях. Что касается портретного сходства лошадей, мы затрудняемся принимать на веру изображения, хотя видно, что мастерицы стремились передать различные масти, индивидуальные отметины на голове и ногах и даже особенности экстерьера. Нас смущает одно: у командира был конь по кличке Орлик гнедой масти с большой белой проточиной на голове. Как видим, здесь лошадь скорее рыжая и без отметин на голове. То же самое относится к лошади Габыша Мамыша – у него был серый жеребец по кличке Кир Ат. В ковровом исполнении масть его лошади гнедая.  Поэтому не станем комментировать и пытаться угадать лошадей.

Остальные всадники одеты в национальную одежду: красный шелковый стеганый халат (чапан) и меховую баранью шапку  (тельпек) белого, черного и коричневого цвета. Все всадники вооружены винтовками, и это действительно было так.

Следом за командиром поднимается на бархан парторг пробега, бригадир колхоза  имени Айтакова Тедженского района Габыш Мамыш. Ему 55 лет, он легко узнаваем по седой бороде. Третий всадник на рыжей лошади – Непес Карахан, колхозник-ударник из колхоза имени Ворошилова Эрбентского района, лучший знаток Каракумских песков, проводник красных отрядов, воевавших против басмачей, «25 лет ходил он по Каракумам без компаса, водил экспедиции Ферсмана и Геллера». Четвертым, также на гнедой лошади, выступает Ак Тельпек Нагы – колхозник-ударник колхоза имени Попок Куня-Ургенчского района, так названный за никогда не снимаемый белый тельпек. Он превосходно знал Каракумы, служил проводником в рядах Красной армии. Ак Тельпек Нагы привез с собой в Москву военный трофей – патронташ с патронами английского образца, добытый им в сражениях с басмачами. Пятым, на белой лошади, предположительно – Сапар Кули Сахат Берды, старшина пробега, колхозник-ударник колхоза имени Сталина Тедженского района, старейший из туркменских партизан, вместе со своим конем он боролся против басмачей. И, наконец, шестой всадник – знаменосец Янар Анна Ораз из колхоза «Ударник» Геоктепинского района.

Лица остальных всадников, хотя и несут индивидуальные черты, трудно узнаваемы; другие же отличительные признаки, например, масть лошади, как уже говорилось, не могут быть использованы. (Назовем  имена других, – как изображенных, так и оставшихся за пределами ковра: заместитель начальника перехода, инструктор Осоавиахима Е.Р. Ламан, Бабалиев Меред, Джума Нуры,  Акмурад Кадыр, Чары Кары, Сапар Алты, Анна Гельды Сахатли, Берды Ады, Илли Ташли, Баба Дурды Мурад, Паша-Кули Покы, Самат Хайдар, Овез Гельды Курбан, Аташ Анна Аман, Бек Мурад Анна Мурад, Меред Мухаммед, Анна Курбан, Ашир Кули Бек, Батыр Казак, Бабаджан Шукур, Акмамед Баба, Эссен Хадыр, Курбан Дурды Аман, Сеид Шехи).

  Изображение всадников выполнено по законам прямой перспективы с элементами восточного построения пространства: фигуры на заднем плане уменьшены по сравнению с передними изображениями, кроме того, каждая фигура находится на определенном плане, как бы на «кулисах», выдвигающихся с боковых плоскостей ковра.

Следует сказать, что в туркменских коврах не было традиции изображения живых существ. Очень редко, да и то в мелких ковровых изделиях, в кайме или на элеме (нижняя орнаментированная часть ковра) можно встретить цепочку мелких фигурок джейранов. Вероятно, это связано с мусульманским запретом на изображение живых  существ. Поскольку описываемый ковер был выполнен по специальному заказу и связан с определенными событиями, в нем нарушены традиционные законы орнамента. Сюжетные ковры издавна существовали в иранском и кавказском ковроделии, в туркменском ковроделии такое явление стало возможным только в ХХ веке, в советское время, в связи с ослаблением религиозных требований.

Центральное поле, как и в традиционном ковре, обрамлено каймовой рамой. Обычно обрамление насчитывает от 4-6 до 12-14 узорных полос, в данном ковре мы видим 17 орнаментальных каем, различных по ширине и узору. В средней, широкой, полосе выткан узор «оводан гыра» (красивая полоса). В зигзагообразную линию, обрамляющую деревья тутовника, изящно вставлены светлые и темные гусеницы тутового шелкопряда, здесь же присутствуют и бабочки. В одной из полос расположена цепочка пятиконечных звезд, в другой – мелкие изображения самолетов, еще в одной кайме – цепочка джейранов, как уже упоминалось, редкий и старинный узор.

На элемной части ковра расположены две довольно широкие каймы. В верхней из них обыгрывается старинный узор «шелпе» (подвески). Обычно этот узор располагался в средней полосе и представлял собой цепочку восьмиугольных медальонов, в центре каждого медальона помещался крестовидный мотив с роговыми завитками на концах. В данном ковре восьмиугольник превращен в картуш с сюжетным изображением в центре: это те же всадники, что и на центральном поле, выполненные в обобщенном варианте и размещенные то на фоне грозового неба, то на фоне гор или озера. Нижняя полоса узора представляет традиционный мотив «келлели гёль» (узор с головкой), в котором явно угадывается растительный мотив, а именно изображение «древа жизни» – древнейшего мотива, встречающегося в той или иной степени стилизации во многих орнаментальных культурах мира. Таким образом, в этом ковре мы видим соединение совершенно нового для среднеазиатского ковроделия сюжетного изображения (центральное поле) с деликатно соединенными традиционными и новаторскими мотивами в каймовом обрамлении.

Кроме того, как отклонение от технической нормы, основа и уток выполнены не из шерсти, а из хлопчатобумажной пряжи, видимо, из соображений наибольшей прочности. Плотность вязки узлов очень высокая для ковров (4800 – 5000 узлов на 1 квадратный дециметр), что и дало возможность передать портретное сходство  изображенных всадников и придать живость и определенную индивидуальность изображениям лошадей. Для ковра характерна также и чрезвычайно короткая высота ворса: 2 – 2,5 мм.

Излюбленный цвет традиционных туркменских ковров – красный разных оттенков, здесь выступает как равноправный с остальными цветами, но даже и в этом случае мы видим большое богатство оттенков красного цвета: малиновый, алый, темно-красный, оранжевый, розовый; использовано несколько оттенков коричневого: темно-коричневый, светло-коричневый, красновато-, зеленовато-, и буро-коричневый. Мастерицы применяли также черный, синий, темно-синий, голубой, зеленовато-голубой, беж, светлый беж, розоватый, белый, несколько цветов и оттенков зеленого. Всего можно насчитать около полусотни различных цветов и их оттенков, что позволило передать нюансы светотени, объем фигур и пространственную перспективу, создать иллюзию почти живописной картины.

Ковер был соткан в Ашхабаде на ковровой фабрике «Туркменсоюз» в 1937 году, его размер 331 на  202 см. В создании ковра участвовали художник А. Савосин и группа мастериц: Нуртач из Кызыларвата, Аннамурат, Халлынур, Хесельгара, Акджамал, Кейик. Свои имена, как и дату изготовления, и мы это обнаружили, они незаметно воткали старым латинским шрифтом в орнамент ковра, а инициалы художника присутствуют в правом нижнем углу центрального поля. Однако в документах, сопровождающих ковер, написаны другие имена: Эджекыз Пашиева, Огуль Курбан Беки и Огуль Курбан Ага. В данном случае мы склонны верить первому варианту – вот уж истинно, «что написано пером, не вырубить топором». Действительно, второй ковер-близнец находится в Ашхабаде в Государственном национальном музее Туркменистана, документы с именами ковровщиц, вероятно, по какой-то причине перепутаны. 

Текст: Юлия  Кузнецова